— Ладно, ладно, продолжайте! — сказал генерал и обратился к начальнику заставы: — Всем принимавшим участие в операции дополнительный отдых.
Радист зашептал еще тише:
— Высаживаются. Носят груз. Много. Очень много. Шесть мест. Восемь мест. Как они все это утащат? Закапывают лодку. Маскируют следы.
За окном беззвучно текла ночь, а здесь слышался только шепот. Он то прерывался, то убыстрялся, и каждый находящийся здесь сам рисовал себе всю картину молчаливой ночной высадки.
Вот высадившиеся — четыре человека — перетащили весь груз через холмистый взгорбленный берег, вот они остановились почти у самой дороги и тут начали делить имущество: одно надо было закопать, другое взять с собой. Вот они разделились, двое пошли налево, к Вентспилсу, двое других направо, на Клайпеду. И вслед за ними разделились наблюдающие.
Голос передающего стих. По-видимому, операция сворачивалась. Там, на шоссе, оставались только те, кто должен был проследить весь путь нарушителей.
В сарае стало тихо. Каждый по-своему переживал то, что произошло. А не допустили ли они промаха? Почему бы не взять всех четверых на берегу? Сейчас они могут оторваться от своих преследователей, оторваться даже не потому, что заподозрят слежку, а потому, что их учили прежде всего скрывать свои следы. Вот успели же они сначала закопать свою лодку, затем разровнять следы на песке, укрыть свои грузы, а ведь в их распоряжении была всего лишь короткая весенняя ночь. А что они предпримут дальше?
За окном светало, но никто не хотел ни двигаться, ни разговаривать. Где-то в здании пограничной заставы шутили и пересказывали друг другу подробности тревожной ночи вернувшиеся пограничники: там длинная, тревожная ночь окончилась, а здесь время тревог и ожиданий только начиналось.
О первой неожиданности сообщили еще до рассвета. Двое лазутчиков благополучно добрались до указанного им хутора, но тут один раздумал, что ли, и вдруг ушел вдоль Венты. На открытом месте преследовать его было нельзя, и он исчез где-то в Журавлином болоте. Второй постучался на хутор и был принят хозяином.
Еще через полчаса пришел с докладом капитан, провожавший вторую пару. Эта пара остановила первую грузовую автомашину, и шофер посадил их в кузов. Но поехали они не в Клайпеду, в сторону которой шли пешком, а как раз в Вентспилс. В Вентспилсе они вылезли из грузовика и пересели на рижский автобус.
Итак, результат операции оказался совсем не таким, какого они ждали. К Вилксу был направлен всего один человек, остальные шли своими путями. Значит, какие-то сомнения в отношении положения Вилкса в Латвии у английской разведки были.
Теперь можно было быстро обезвредить этих пришельцев. А уж потом дело Вилкса убедить хозяев, что без связи с ним засылать людей сюда — пустые хлопоты.
Наконец день встречи на море был обусловлен.
Вилкс и Делиньш укрылись в подземном убежище на том самом хуторе, где недавно отсиживался Петерсон. Вэтра уехал прощаться с женой.
Он сидел в Вентспилсе, на тихой квартире, и беседовал с гостями. Среди гостей были генерал, полковник Балодис и председатель республиканского Комитета госбезопасности Егерс.
Инструктаж заканчивался, когда генерал вдруг сказал:
— Не верится мне, что англичане не придумают еще какого-нибудь хода! Недаром они спрашивали, может ли лодка достичь острова Готланд и даже передали Вилксу условное имя, под которым его там ждут.
Вэтра посмотрел на генерала. Павел Михайлович выглядел утомленным. Весь этот месяц ему пришлось кочевать между Москвой, Ригой и Вентспилсом.
Генерал откинулся в кресле, посмотрел в окно, как будто сидел тут один и размышлял сам про себя. Остальные замолчали, может быть, и не соглашаясь с ним, но не желая возражать. Павел Михайлович взглянул на Вэтру.
— Ну, что ж, как бы они не вели себя, вам-то, Лидумс, надо исполнить их инструкцию с наивозможной точностью. Но дальше обусловленного с англичанами квадрата, а тем более к острову Готланду не подходить. Эти пройдохи пытаются сделать главное руками шведов. Ваш Вилкс прав, они всегда пытаются делать грязные дела чужими руками! — и, меняя тон, вдруг спросил у Егерса: — А какие подарки вы пошлете нашим старым знакомым — Силайсу и министру Зариньшу?
Егерс от неожиданности засмеялся.
— Подарки? Неужели еще нужны подарки?
— Вы забываете, что снаряжаете посла! Он должен доставить дары своей земли тем, кто его ждет. Я бы, например, послал Зариньшу шкатулку с янтарем. Ну, а Силайсу… — Он задумался: — Силайсу можно послать тот письменный прибор, что стоит у вас на столе: много камня и мало таланта.
— Помилуйте, Павел Михайлович, меня же комендант заставит писать акт! Прибор-то у него в описи имущества! — председатель засмеялся: — Представляю, какое лицо он скорчит, когда я ему скажу, что отправлю это произведение артельного искусства в Англию!
— Я вам подпишу акт, что нечаянно уронил его и разбил. И что осколками этого прибора вымощены две улицы в Риге. По-моему, там камня хватит как раз на две улицы.
— А я положу в рюкзак Вэтры несколько бутылок армянского коньяка. Говорят, его очень любит Черчилль, — сказал Балодис.
Они перешучивались, улыбались, но в глазах была тревога. Эта встреча могла стать вообще последней встречей с Вэтрой. Стоит англичанам что-нибудь заподозрить, и Вэтра никогда не вернется: нож, пуля, превысившая законную скорость машина, да мало ли что могло случиться с ним, если он хоть чем-нибудь выдаст себя!
— Ну что ж, Виктор Федорович, — по-русски назвал Вэтру генерал, вставая. — Давайте простимся, как положено перед дорогой!