Янтарное море - Страница 17


К оглавлению

17

Из дому выбрались перед самым концом рабочего дня, — легче затеряться в толпе. А толпа на вокзале была до того оживленной и шумной, что никто и не обращал внимания на веселую компанию из четверых мужчин с чемоданами, сумками и лыжами.

И вагон был заставлен чемоданами, сумками, лыжами. Похоже было, что весь город собирался с утра в воскресенье штурмовать только что установившуюся зиму.

В Майори высаживалось много отдыхающих. Одни сворачивали на пушистую снежную целину, другие разбредались во все стороны по протоптанным и наезженным дорогам. Приеде повел своих гостей на взморье.

Сложив рюкзаки, сумки и чемоданы в угол комнаты, растопили камин. Раздеваться было еще холодно, но припасенные дрова пылали дружелюбным веселым пламенем. Эгле возился у стола, позванивая бутылками. Лаува вскрывал банки с консервами, резал хлеб, колбасу.

Приеде подмигнул радисту: «Пойду проверю обстановку!» — и вышел.

Протяжно и гулко шумело море, отсвечивая в темноте полосой пенного прибоя. Где-то далеко-далеко в его темном просторе поблескивали огоньки, то ли рыбаки возвращались из рейса, то ли проходили сторожевые суда. Воздух был холоден и влажен.

Перекликались бредущие от вокзала ночные дачники. То в одном, то в другом доме вдруг вспыхивал свет, из труб начинали вырываться подсвеченные искрами крутые клубы дыма.

Янис обошел дачу, потом вышел из ворот на улицу и сделал круг мимо всего квартала. Он шел и думал о Майге.

Раньше в поездки на взморье он всегда брал Майгу. С ней было весело, уютно, она умела внести в каждое дело чуточку игры и шутки. Теперь она только удивленно взглядывает на него, когда он уходит из дома. Было два или три разговора, во время которых Янис ничего не мог объяснить. Потом Майга перестала и спрашивать. Однажды он заметил жену, входя во двор квартиры, в которой жили шпионы, но не остановился, подумал: случайное совпадение. Пожалуй, совпадение было не случайным. Наверно, Майга боится за него! Может быть, она подумала, что появилась другая женщина? Тогда поход за ним мог успокоить ее. В маленьком домике, куда он так часто ходил, не было ни одной женщины. Так, что-то вроде общежития холостяков.

Он ее не спрашивал о той встрече. И она ничего не говорила. Но грусть, временами сквозившая в ее взгляде, молчание, когда он пытался шутить, отношение к нему, как к больному, которого опасно беспокоить, — все вызывало не только тревогу, но и раздражение.

…Сможет ли он когда-нибудь рассказать Майге о том, что переживает все эти дни!

Вспомнился завод. Там тоже не очень-то довольны мастером. Взялся было участвовать в кружках техминимума, в рационализаторском бюро, а потом все забросил. Да и когда ему заниматься всеми этими делами… Только и хватает времени, что проведать подшефных, передать им городские новости, заготовить продукты… И вот эта поездка, это же опять два дня долой!

Он уже дважды прошел мимо дачи. За опущенными шторами метался неяркий свет, видно, обеспокоенные его отсутствием гости торопливо меряют комнату шагами, подходят к окнам, заслоняя своей тенью настольную лампу. Приеде не хотелось идти к ним. С трудом пересилил себя.

В комнате было уже тепло, но никто не раздевался. Только когда Янис снял пальто, остальные немного успокоились, последовали его примеру.

Передачу решили провести завтра, в пять вечера, как это было предусмотрено в расписании радиосвязи. После сеанса решили сразу же идти на вокзал. В это время будут уходить из многих дач, они опять смешаются с толпой, а если пеленгаторы и засекут работу передатчика, так вряд ли отыщут, из какого дома велась передача.

Сразу стало веселее. Все-таки опасность немного отдалилась. А они не могли не думать об опасности.

Ужинали весело. Спели несколько песен, правда, вполголоса.

После ужина вышли погулять. Вилкс пошутил: «Ночью и воробей на соловья смахивает!»

Шли без опаски. Долго стояли на берегу. Приеде показалось, что его спутники что-то слишком засмотрелись на запад, видно, надоело сидеть в квартире. Подумал: как еще они не перессорились до стрельбы, валяясь по койкам в разных углах в одной и той же комнате. Правда, у них есть карты. Наверно, успели проиграть друг другу всю свою будущую оплату, да и задолжать по гроб жизни. Он об этом у них никогда не спрашивал: начнут жаловаться, говорить о скуке, а чем тут поможешь?

У вокзала светились окна магазинов — зашли туда, купили еще водки и пива. «Хоть день, да наш!» — так это, кажется, называется», — подумал Приеде, глядя на развеселившихся «гостей».

Утром долго спали, проснувшись, еще повалялись в постели. После завтрака вышли на лыжную прогулку.

На лыжах ходили не без толку. Разделились по двое. Янис и Вилкс обошли Майори с двух сторон, присматривались, нет ли где воинских частей. Эгле и Лаува ушли в дюны, приглядываясь к отдыхающим. Впрочем, что они могли там приметить? Если ночью и воробей похож на соловья, то среди лыжников и девчонки-то были похожи на парней. Словом, ничего подозрительного.

Передачу начали ровно в пять. Эгле и Лаува заняли позиции на улице, с той и с другой стороны дома. Приеде взялся помогать радисту. Было интересно — новая аппаратура.

Вилкс не стал скрывать от Яниса свои приемы по передаче. Он достал шифровальный блокнот величиной, примерно, с папиросную коробку, с твердыми обложками бледно-розового цвета, вскрыл хлорвиниловый пакет, в, котором был упакован блокнот, и на его первой странице, под набором пятизначных цифр написал текст своей телеграммы, переведенный с помощью кодовых таблиц также в пятизначные цифровые группы. После того как он проделал некоторые арифметические действия с этими цифровыми группами, телеграмма была зашифрована, и ее можно было передавать англичанам. В этой телеграмме Вилкс сообщал:

17