Янтарное море - Страница 94

Кажется, напрасно взялся он сегодня за работу. Еще час-два такого бессмысленного стояния перед полотном с кистью в руке, и картина будет испорчена навсегда. Откуда тут такие потеки? Когда он успел наляпать эти красные пятна?

Он торопливо швырнул кисти, сбросил халат, умыл руки. Пожалуй, никогда уже не вернется к нему та душевная радость, с которой он начинал эту работу. И возможно, сама работа будет отныне доставлять только горечь, а очень может быть, что он уже никогда не закончит ее.

Он постоял немного, глядя на полотно, словно прощался с ним, хотя мог в любой момент продолжить работу. Но было какое-то ощущение, что это именно прощание.

Снизу раздались шаги, высокий голос жены произнес:

— Тебя к телефону! — и после небольшой паузы, словно бы со злорадством: — Звонит твой старый друг Балодис!

Он был так далек от своего прошлого, юности, войны, смертельной опасности, в конторой жил долгие годы, что даже не понял, что она сказала. Спустился вниз, подошел к телефону.

— Вы мне срочно нужны, Викторс.

Он удивился, но переспрашивать не стал. Он еще помнил дисциплину прошлых лет.

— Хорошо, буду через десять минут.

Прошел в столовую, сказал мягко:

— Анна, я должен уйти.

— Можешь вообще не возвращаться!

Но яда, которым она пыталась напитать каждое свое слово, хватило не надолго. Он опять услышал всхлипывания.

Он накинул плащ и вышел.

6

Графа в обычном мире все называли Паэгле. Илмарс Паэгле.

В этом обычном мире не было ни, выстрелов, ни землянок, ни леса. В этом обычном мире никто не охотился за ним, никто не знал его псевдонима, и сам он тоже ни за кем не охотился, водил отличную машину, разговаривал с пассажирами вежливо и только в том случае, если они сами напрашивались на разговор. Но когда вдруг из выхлопной трубы вырывался со щелчком сжатый газ, он невольно ловил себя на том, что вжимает голову в плечи. Слишком уж похожи были эти взрывы газа на выстрелы.

Он водил такси, отлично знал город, любил своих пассажиров, особенно, если садились целыми семьями и при этом не ссорились. Любил выезжать в дальние поездки, на взморье или еще лучше — в Таллин или Вильнюс. Но, проезжая по шоссе через леса, он невольно бросал изучающие взгляды вокруг. Он помнил много мест, где сам попадал в засады или устраивал засаду на других. Он знал в окрестных лесах столько заброшенных землянок, что мог бы на досуге составить карту тайных лесных поселений, ныне опустевших. Граф уже давно отошел от этих дел, со старыми товарищами из оперативной группы встречался редко, разве что кто-нибудь из них вдруг оказывался его пассажиром и, признав в молчаливом шофере Графа, удивленно восклицал:

— Вон ты где теперь!

Но и эти пассажиры никогда не называли его Графом. Чаще всего спрашивали: «Постой, как же тебя называть?» И он отвечал: «Паэгле. Илмарс Паэгле».

Два года назад он женился, у него рос сын, и он очень любил заехать по пути, когда шел «порожняком», на минуту домой, взглянуть, как мальчик ловит свою толстенькую ножку и бессмысленно бормочет: «Агу, агу…» — это только мать младенца могла утверждать, будто он произносит: «Папа!»

Он любил жену, веселую толстушку, умевшую хохотать в самые трудные дни, когда Илмарс только что стал Илмарсом, когда у него не было еще ни квартиры, ни хорошей работы.

И вот сегодня его вызвали к телефону. Диспетчер, миловидная девушка, королева автопарка, сердилась на Илмарса за то, что тот отдал все сердце толстушке и сыну, и, должно быть, потому язвительно сказала:

— Кто-то чужой! Ну, рассказывай, Илмарс, что натворил? Наверно, сдачи не дал какому-нибудь пижону? Смотри, если будет жалоба, вылетишь!

— Я всегда даю сдачу полностью и другу и врагу! — проворчал Илмарс и взял трубку.

— Кто у телефона? — спросил какой-то отдаленно знакомый голос, которого Илмарс никак не мог узнать.

— У телефона Илмарс Паэгле, — тревожно ответил он.

— Здравствуйте, Граф. С вами говорит Будрис.

Илмарса пошатнуло. Девушка-диспетчер ядовито сказала:

— Я так и знала, не сдал с червонца, а то и с полусотенной. Я давно говорила, что женатикам у нас в таксопарке не место. Они только о чаевых и думают.

В трубке встревоженно спросили:

— Вы меня слышите, Граф?

— Да.

— Приезжайте ко мне, как можно быстрее.

— Я только что принял смену.

— Я оплачу пробег и простой по счетчику.

— Есть!

Он не назвал того, с кем разговаривал, но короткое «есть!» вдруг встревожило девушку-диспетчера. Куда делась ее ядовитость и язвительность. Она взяла трубку, чтобы положить на рычаг, и высунулась в окошечко, как кукушка из часов.

— Надеюсь, все в порядке, Илмарс? Это не из дома? Не по поводу малыша?

— Нет, нет, Анете!

— Ну и хорошо! — и, успокоившись, занялась своим делом.

А Илмарс, неожиданно снова почувствовавший себя Графом, стремительно летел по только что политым улицам, держа баранку так цепко, словно это был автомат, и глядя так пронзительно сквозь смотровое стекло, словно ожидал вот тут же, немедленно, увидеть врага и броситься на него, с автоматом так с автоматом, с голыми руками, так с голыми руками, лишь бы он никуда не ушел, не повредил его маленькому сыну, его веселой и такой спокойной жене.

Два оперативных работника — Линис и Ниедре — столкнулись нос к носу в бюро пропусков. Линис прилетел самолетом из Вентспилса, Ниедре доставила оперативная машина из Мадоны.

— Линис, ты что здесь делаешь? — удивленно воскликнул Ниедре, — неужели в Вентспилсском районе вы границу заперли на замок?