Янтарное море - Страница 60

Он встал, и Петерсон, никогда не чувствовавший себя слабым, вдруг подумал: лучше иметь этого человека в числе друзей. Лучше иметь его другом! И заискивающе сказал:

— У меня есть для вас письмо Силайса. Но оно укрыто так далеко, что я не рискнул достать его.

— Ничего, мы еще увидимся!

Кажется, наличие письма официального сотрудника английской разведки не очень утешило Будриса. Петерсон подумал: «Эти англичане всегда делают глупости! Хорошо, что Будрис не считает, меня ответственным за промахи моих хозяев…»

Будрис пожал руку Петерсона. Петерсон почувствовал, какой уверенностью веяло от Будриса. Только теперь Петерсон почувствовал себя спокойнее.

Будрис повернулся спиной и зашагал прямо в лес так ловко и быстро, словно видел и в темной, сырой, тяжелой ночи. Петерсон пошел обратно к своему сараю и лишь с трудом разглядел, присев к самой земле, на фоне неба его острогорбую крышу.

10

Густав и сам не понял, что толкнуло его уйти от этого острогорбого дома, возле которого уже слышались тихие и вполне мирные голоса Петерсона и хозяина.

Во всяком случае, в самую последнюю минуту, когда Петерсон уже возвращался к нему от хутора, а хуторянин ждал у дверей, поеживаясь в одном белье на холодном ветру, Густав вдруг вспомнил, что хозяева, направляя его вместе с Петерсоном, в последнюю минуту напомнили, что у него всегда остается право самостоятельного выбора: или идти со спутником или отделиться от него…

Ничего опасного не было в этом обычном хуторе, стоящем у дороги. На родине Густава, куда ему следовало добраться как можно быстрее, разбросаны такие же хутора и там он тоже должен будет однажды постучать в окно, не зная, чем встретят его: хлебом-солью или выстрелом? Да и вообще, направляясь домой, он должен будет миновать сотни таких хуторов, и, наверно, ему придется попросить приюта не один раз. Ведь его высадили так далеко от родины, что если он вздумает добираться туда пешком, то придется идти неделю… И на что-то надеялись же его хозяева, когда отправляли его вместе с Петерсоном, может быть, таинственный Будрис в самом деле сумеет помочь и ему…

А меж тем он шагал уже по залитому водой лугу, гулко хлюпая сапогами, отставив руку с чемоданом, который казался сейчас еще тяжелее, а впереди, куда он ни взглядывал, все отблескивала, как темное зеркало, река, ничуть не становясь уже, так что дальний берег ее только мерещился в сером предрассветном тумане. Но Густав был упорен, силен, приучен ко всяким тяготам пути, и он продолжал брести по колено, а то и глубже, в весенней снеговой воде, все время придерживаясь залитого водой, но приметного по полоске леса речного берега, пока не вышел наконец на взгорбки, всхолмления, между которыми уже довольно редко попадались ревущие лога с бешеными потоками, да и те ему все лучше и лучше удавалось обходить.

Так бегут каторжники, которым посчастливилось обмануть охрану, бегут, не зная местности, людей, примет, не имея надежд, но пока еще свободные, бегут не по компасу, а на запах дыма, на шелест дерева, на рокот воды, таясь и прячась от всего живого, как будто они уже находятся в потустороннем мире и всякая встреча с живыми грозит им гибелью.

У Густава был компас, были часы, он видел, что идет все на северо-восток, что кончается третий час ночи, начинается четвертый, он знал, что в этот день и в этих широтах восход солнца приходится на пять часов восемнадцать минут, но надеялся, что утро будет еще долго туманным, а день может оказаться облачным, и тогда он успеет уйти от границы, которую он нарушил и поблизости от которой его будут искать, так далеко, что сразу окажется в безопасности.

Вот этот-то поиск безопасности и погнал его вперед, когда Петерсон окликнул его. Он не признавался сам себе, что испугался, он только предположил, что правильнее убраться как можно дальше и от этого хутора, что стоит возле самой дороги, и вообще от дорог, и вообще как можно дальше!

Он давно миновал пограничную зону, и теперь оставалось только переправиться на ту сторону реки, чтобы выйти на далекий запасной адрес, полученный от англичан, откуда ему помогут добраться до Эстонии…

До восхода солнца он прошел еще пять километров. За это время ему попались два небольших хутора, и он тщательно осмотрел берег возле хуторов, надеясь найти лодку, но тут жили, как видно, не рыбаки, лодок не было.

Теперь солнце уже взошло, тумана не было, день оказался ясный, и идти дальше становилось опасно. Он миновал большой поселок, расположившийся на той стороне реки, и опять пошли те же залитые вешней водой луга, снова показалась пашня, и вынырнул еще один хутор, прилепившийся на высоком берегу над самой водой.

С берега он увидел лодку.

На хуторе уже проснулись люди, там топилась печь, но это, может, и не остановило бы его. Он был вооружен и мог бы без опаски сесть в лодку и уплыть. Остановило другое — лодка была прикована тяжелой цепью с амбарным замком на ней к большому дереву, склонившемуся над самой водой. Отбить цепь сейчас, днем, на виду у хозяев хутора было опасно.

Густав поставил чемодан за углом сарая, скинул мешок с плеч и, присев на солнечном пригреве, принялся наблюдать за хутором. Ему хотелось выяснить, кто тут живет, есть ли мужчины, как выглядят обитатели, можно ли довериться им и попросить просто перевезти через реку… А если в доме одни женщины — это теперь, после войны, случается нередко, — их можно и припугнуть.

Дом был разделен на две половины, и, кажется, жили в обоих. Но Густава успокаивало то, что хутор находился далеко от всяких других домов — это не колхоз, подумалось ему, возможно, тут живет лесник или просто рыбак, а то и единоличник, Густав знал, что не все крестьяне — владельцы хуторов пошли в колхозы. Все это в известной мере обнадеживало его.