Со стороны обвинения выступили два свидетеля: финн и американец, которые утверждали, что обвиняемый — русский, что он шпион, что они — свидетели — передавали ему секретные данные. Обвиняемый не отвечал. Он сидел за своим столиком и что-то писал в блокноте. От последнего слова он тоже отказался. Тогда назначенный судом защитник взял слово и сказал, что судить надо не обвиняемого, а свидетелей обвинения, которые продали свою родину: финн даже дважды, — и свою и Америку, — а его подзащитный, не желающий защищаться, если он даже и действительно русский, только боролся за свою родину и притом в неравных условиях. А вам, господа судьи, он ответил вот чем! — и предъявил то, что делал подсудимый во время суда. Подсудимый рисовал! Он рисовал судей, присяжных заседателей, — их в американском суде бывает двенадцать человек, — свидетелей обвинения, и все это были отличные рисунки, одни злые, другие добрые, но это был голос художника. Такого человека действительно можно уважать!
— А где он сейчас?
— Ему дали двадцать лет каторжной тюрьмы.
— И он никогда не… выйдет? — Делиньш хотел сказать: «Не вернется!» — но в последнюю минуту поправился.
— Кто знает? Мир так переменчив. Этим человеком все еще интересуется общественность. Прошлой зимой мне пришлось читать, что этот человек, даже сидя в тюрьме, занимается разными изобретениями, которые были рассмотрены в управлении тюрем и приняты. Очень может быть, что ему еще сбавят срок…
— И он вернется к нам?
— А разве я сказал, что он русский? Об этом в деле нет ни одного слова, кроме показаний свидетелей обвинения, а они могут быть ложными.
— Ну, если он такой человек…
Лидумс улыбнулся, поняв недоговоренное. Да, Делиньш прав, хотя бы в том, что только в защите больших идей рождаются большие характеры. И мягко сказал:
— Ты привык к тому, что наши враги, попав к нам в руки, начинают немедленно выдавать всех и вся. Это естественно, потому, что они и сами не очень уверены в правоте своих идей, а уж в их чистоте тем более. Но этот человек мог быть с таким же успехом и представителем другой страны, только убежденным в своей правоте. А таких стран в мире теперь много.
— Я знаю другое, — хмуро проворчал Делиньш, — я знаю, почему вы о нем вспомнили. Думаете, дадут ли вам блокноты и карандаши…
— Я думаю, что они мне не понадобятся…
— То есть, что можно обойтись и без них?
— Не будем задавать вопросы судьбе. Она слишком часто преувеличивает опасность!
Делиньш умолк, искоса поглядывая на своего спутника. Шел густой снег, похожий на падающую с неба светлую кисею, и за этой кисеей лицо Лидумса казалось печальным. Если он и задавал вопросы судьбе, то, наверно, совсем не о том, о чем думал Делиньш.
Они повернули назад и медленно побрели к хутору, где их с нетерпением ждали люди, которых они обязаны были охранять.
А охранять шпионов пришлось…
Утром Делиньш увидел, что к хутору кто-то подъезжает на санях. Проселочная дорога осталась в стороне, ехали именно сюда.
Делиньш окликнул командира.
Лидумс оценил всю опасность. Приезжие увидят на хуторе незнакомых людей, может быть, попытаются проверить документы, возможна стрельба. Он приказал Вилксу и Эгле спрятаться в подполе и сошел вслед за ними.
В это мгновение Делиньш узнал человека, слезавшего с саней. Это был заведующий роно. Когда-то Делиньш, бывший еще Линисом, учился вместе с ним и даже жил в одном общежитии.
Делиньш вышел, мгновенно замкнул дверь висячим замком и поманил заведующего к сараю.
Разговор был коротким.
— Вы меня узнаете? — спросил Линис. Заведующий роно вытаращил глаза. — Я выполняю здесь задание органов госбезопасности. Прошу вас немедленно уехать. Все справки можете навести у оперуполномоченного, — он назвал фамилию.
— Но позвольте, — заведующий роно повысил голос, — в этом доме жил мой родственник. В прошлом году он был убит бандитом. Я должен получить оставшееся после него имущество!
— А я предпочитаю сначала поймать убийц! — сухо сказал Линис. — Имущество из этого дома, дрова со двора и сено из сарая никуда не денутся, а убийца имеет обыкновение исчезать и убивать в другом месте. Так что прошу немедленно уехать!
Заведующий готов был поднять крик, но уполномоченный сельсовета, сопровождавший наследника, и двое понятых — один, что подвез их, второй — сторож сельсовета, — вовремя вспомнили, что у них в районе всю зиму живет оперуполномоченный КГБ и с ним еще один работник — радист. Они удержали наследника от безрассудства.
— Хорошо, я уеду, но вы мне еще ответите за превышение власти! — пробурчал покрасневший от бешенства заведующий роно и влез в сани.
Завроно свое слово сдержал. Едва Делиньш выпустил Лидумса и охраняемых из подпола, на дороге показался новый посетитель. Всем пришлось снова лезть в погреб.
На этот раз Делиньш не ждал посетителя, а бросился навстречу. Это был радист группы охраны, которому категорически запрещалось появляться в пределах хутора.
Радист-лейтенант, увидев взбешенного Делиньша, взмолился:
— Вы не знаете, товарищ Линис, что делает этот наследник! Уж не понимаю, чем вы его обидели, только он поставил на ноги все начальство! Потребовал проверить, кто живет в доме его родича, что тут делаете вы. Если мы не успеем сообщить в Ригу, то вам тут жизни не будет!
— Похоже, что жизни тут нам во всех случаях не будет! — буркнул Линис, выпроваживая посетителя подальше. — Свяжитесь с Ригой, сообщите, что мы снова уходим в лес.